Кирилл Воробьев

– Кирилл, ты мечтал быть журналистом?
– Я мечтал быть актером и даже поступил в театральный институт. И вот лежу я дома на диване, думаю, что завтра нужно отвозить оригиналы документов, и тут со стены падает глиняная театральная маска, которую я сделал еще ребенком в лагере. Падает и разбивается. Я, как впечатлительный юноша, недавно прочитавший «Алхимика», звоню школьной подруге и говорю: «Настя, я тоже буду поступать на журналистику». – Твои студенческие годы очень быстро превратились в рабочие. Как это произошло?
– Учились мы на внебюджете, и после первого курса я решил, что пора самому зарабатывать деньги. Я устроился в пресс-центр вожатской организации, где проработал полгода. Потом меня позвала Дарья Дмитриева, тоже выпускница ИФМИП: она тогда была редактором журнала Where Siberia и ей нужен был ассистент с перспективой перехода на ее должность через полгода. В итоге Даша ушла через месяц, и я в 19 лет остался один на один с толпой рекламодателей. Нужно было быстро адаптироваться, и, в общем-то, получилось: клиентов интересовало качество работы, а оно было хорошим. После года работы я полетел в первый официальный отпуск. Сел в самолет, достал планшет, начал работать и понял, что пора заканчивать. Мне нравилось заниматься журналом, но это не приносило больших денег или большого удовольствия, а еще я сильно посадил здоровье. Оказывается, даже в 20 лет вредно спать по три часа и есть когда и что придется: я похудел на 10 килограммов, начал дергаться глаз. После отпуска я отредактировал последний выпуск и ушел. – И сразу началась твоя история с ГТРК.
– Да. Я проснулся от телефонного звонка. Это была мама: «Кирилл, там кастинг проходит на ГТРК. Давай, сегодня последний день заявки принимают». А я сонный, у меня на кухне гости спят. Я их разбудил, говорю: «Пойдемте мне визитку снимать». Сняли, отправил, меня пригласили на кастинг, на пробы. Потом позвали учиться в школу при ГТРК, после окончания курса шесть человек оставили работать. И вот с тех пор я там. Вообще, случайно получилось: не позвонила бы мне мама, не попал бы я на кастинг, позже пришел бы на телевидение. – Сложно ли было совмещать работу с учебой?
– Получается, я по-взрослому работал уже со второго курса. Преподаватели знали, что я работаю по специальности, но поблажек не было, правда, у меня было свободное посещение, и мне разрешали сдать экзамены заранее или попозже. Кстати, в дипломе у меня нет троек, а если бы четверок было на одну меньше, был бы вообще красный. Учиться было интересно, особенно мне нравилось то, что все преподаватели были практики. Любимыми предметами были верстка, лингвистическая экспертиза текста и судебная журналистика, где нам объясняли, как обезопасить себя с правовой точки зрения. Недавно на меня в суд подали за клевету, а я-то знаю, что к моей новости не придерешься. Я сам пришел к юристу с текстом сюжета, спросил: «Какие вопросы?» – «Никаких». Там было про конфликт в деревенской школе, в итоге я следователю еще несколько фактов сообщил, которые жители деревни не решились рассказать. – Чем ты занимаешься на работе?
– На ГТРК нет касты ведущих, мы одну неделю работаем в студии, одну неделю ездим на съемку сюжетов. В эфирную неделю я приезжаю на работу к 9 утра и делаю последние приготовления к выходу в эфир в 11 часов. Сразу после первого выхода у нас второй – на «России 24». Оставшуюся часть дня занимаемся подготовкой завтрашних эфиров: узнаем у корреспондентов, о чем они собираются снимать, готовим информационные подводки, мониторим новостную ленту, записываем комментарии – рутинная работа. Мы универсальные журналисты, нас могут отправить на любую тему. Лично я больше люблю культурные события, но мы их не так уж часто снимаем. Не очень люблю «социалку», когда люди звонят и жалуются на ерундовую проблему. Их спрашиваешь: «А вы куда-нибудь обращались?» – «Нет, мы сразу к вам». Ну как так, твоя же жизнь, почему за тебя должен дядя-журналист все разруливать? Бывают, конечно, и добротные социальные темы, в которых привлечение СМИ – лучший способ прекратить бюрократический произвол. Но вообще я придерживаюсь такой точки зрения, что работа журналиста – это не выполнение функции жилетки, а поиск информации и ее трансляция: чем жил город в эти сутки, что интересного произошло и произойдет, какие были ЧП, а какие достижения. – Считаешь себя амбициозным?
– А без амбиций никуда. Помню, я на втором курсе зацепился со старшекурсником по этому поводу. Он говорил, что молодняку амбиции нужно спрятать куда подальше, они никому не нужны. Я возмутился, сказал, что безынициативным сюсям точно в журналистике не место. Дискуссия была горячая, я победил (смеется). Так что да, я амбициозный. Поэтому думаю о переезде в Москву и продолжении карьеры уже там, в немного другом формате, более творческом. – А циничным? И вообще, что такое журналистская этика?
– Нужно помнить, что в первую очередь ты человек. Если видишь, что герою сюжета очень плохо, – не лезь к нему с микрофоном. Лезь к тем, кто не в центре трагедии. Погоня за слезами – это очень неправильно. Еще я не понимаю и не уважаю коллег с комплексом провинциальной звезды, которые строят из себя невероятных специалистов, таковыми не являясь. Они, например, любят гнобить практикантов. А настоящий профессионал будет относиться к другим людям дружелюбно, будет помогать в работе